Некоторое время все сидели молча. Чувствовалось, что рассказанная Дмитрием история тронула и заставила глубоко задуматься.
Алла закурила. – Да-а-а, задумчиво протянула она, выпуская дым, ни к кому конкретно не обращаясь, – чего только не случается на белом свете. – При этих словах, до этого сидевший весь вечер молча Владимир встрепенулся, как проснувшийся от утренней сырости воробей и, будто увидев их впервые, по очереди окинул взглядом собравшихся. Широко развел в стороны скрещенные на груди руки и, тщательно подбирая слова, без предисловия, повинуясь лишь внезапному внутреннему порыву начал рассказывать свою историю. С самых первых мгновений гармонично продолжившую насыщать мистицизмом уютную московскую кухню.
С полным вниманием и вовлеченностью на кухне его слушали: Алла, хозяйка квартиры, живая и глубоко воцерковленная женщина. О чем наглядно свидетельствовали многочисленные развешанные и расставленные по всей квартире иконы и ладанки. Продюсер многих известных современному зрителю фильмов и любительница шумных интеллектуальных компаний, а также вообще любой возможности выпить «чего-нибудь красненького». Игорь, одетый в потертую черную водолазку, изрядно потрепанный жизнью режиссер. Ярославна, яркощекая, полная довольства собой и пышущая здоровьем белокурая русская красавица. Роман, оказавшийся здесь случайно и от того слушавший всех с большим и неподдельным интересом. Владимир, пришедший последним- молчаливо-угрюмый брюнет, казавшийся до этого совершенно равнодушным происходящему. И наконец Дмитрий, сценарист, центр всеобщего внимания и великолепный рассказчик. Именно он закончил свою историю последним. Так сильно взбудоражившую собравшихся и буквально набросившее на описываемое нами спонтанное эзотерическое собрание невидимое покрывало. Окончательно и бесповоротно разделившее окружающее пространство на «грубый физический» мир и «тонкое нематериальное» присутствие. Нельзя сказать, что истории Аллы или Ярославны были не интересными. Или, к примеру, того же Романа. Так внезапно начавшего «потустороннюю» тему пересказом произошедшего на днях удивительного случая с женой одного его, как он сам выразился, шапочного знакомого по социальным сетям. А чего стоила искренне трогательная и совершенно невероятная история Игоря, которую он рассказывал, несколько заикаясь от волнения и куря одну за одной сигареты. До отказа заполняя густыми белыми клубами и без того тесное помещение. Но Дмитрий рассказывал истово. С настроением и огоньком! Как будто сдавая выпускной экзамен в театральное училище. И тема была подобрана хорошо: ведьмы, нечистая сила, заговоры, роковые случайности. С абсолютно непредсказуемой и рвущей душу трагической развязкой.
Ух, аж морозец по коже.
– …Мне вообще то сны редко снятся, если не сказать никогда… – закрыв глаза и запрокидывая голову, как бы вводя себя самого этим в необходимый для соответствующего настроя транс, начал Владимир. В полной и от этого еще больше располагающей к задушевной истории тишине. На редко поднимаемую в наши дни при застольных беседах тему. – Очень редко снятся, а если даже и снятся иногда, то утром я все равно ничего не помню. Совсем ничего. А тут все как будто на ладони. Как будто и не просыпался вовсе: каждая маленькая деталь, каждое ощущение, каждая мысль. Все помню. Все такое реальное, четкое. Такое ясное, яркое. Ярче даже, чем в жизни. И главное, лет уже сколько прошло с тех пор, а я все помню до сих пор, как в ту самую ночь. Когда я внезапно проснулся весь в холодном поту от испуга. Все до мелочей, до нюансов. И знаете, что особенно странно? Чем больше проходит времени, тем четче я все это помню. Понимаете? Не то чтобы забываться что-то стало, замыливаться или стираться из памяти, а прямо наоборот. Все больше и больше различных мелочей вспоминаю. А сама картинка, как бы еще реальнее становится, жизненнее. Понимаете? Снова и снова всплывает перед глазами так, как будто это не сон был, а все на самом деле со мной произошло.
Поверьте, очень это странно…
На расстрел меня тогда вели… Ранним утром это было. Ну или совсем на исходе ночи. Но уже светало. По крайней мере, все кругом видно было. И густой плотный туман, и еще слабо нарождающийся день, и обрыв справа. И темный высокий лес, вдоль которого мы шли. И конвоиров моих. Их двое было. Они рядом шли. Молча, с ружьями по бокам. До сих пор когда сон этот вспоминаю, чувствую, как мурашки бежать начинают по коже. Как будто в этот самый момент всё это снова и снова в реальности происходит. А сам я «заживо» это переживаю. Нельзя ведь во сне ТАК траву ногами чувствовать. Живую, колкую, влажную. Я босиком по ней шел. В одном исподнем. Знаете, как раньше носили, белое такое. Только штаны и рубаха.
– Мужицкое или офицерское? – подаваясь всем телом вперед на стуле, не выдержал Роман реальности повествования.
– Да… – задумавшись на секунду и явно что-то припоминая, ответил Владимир. – Да, я вроде как офицером был. Ну, по ощущениям. Как вам сказать, не то чтобы об этом напрямую говорило что-то, а так, скорее, я просто знал это тогда.
– А эти двое, – не удовлетворился ответом Роман, – большевик были?
– Не знаю, – продолжая оставаться в глубокой задумчивости и явно сверяя свои ответы где-то внутри с реальной картиной, продолжил Владимир. – Не знаю… мужики это были. Один самокрутку не переставая курил. И все сплевывал зло на землю. Второй оборачивался все время. Как будто боялся чего-то. Они молча всю дорогу шли… Не разговаривая. Но я чувствовал, скорее даже, знал как-то, что они меня просто так не отпустят. А непременно в конце расстреляют. Знал это как-то изнутри. Да… мы молча шли. И знаете, я все старался слова найти. Что бы хоть как-то с ними заговорить. Все искал, с чего лучше разговор с ними начать. Все пытался придумать что-то такое, что могло бы их отвлечь. А мне бы помогло смерти избежать. Убежать, может быть. Или просто найти слова почеловечней. Ну знаете, такие, которые душу могут тронуть. Возможно разжалобить их через это хотел. Чтоб отпустили они меня…
Последние минуты мы друг за другом шли. Я в середине, по самому краю обрыва. Уже совсем светало, а я все искал, искал и никак не находил нужные мне слова. Все думал, как правильно к ним обратиться. Пытался найти, с чего лучше разговор с ними начать. И вроде оно вот-вот на языке вертелось, где-то совсем-совсем близко. Крутилось в мозгу у меня, но до конца так и не шло. Знаете, так бывает. У вас тоже бывало, наверное, такое, когда вы ищете нужные слова, возможно фразу, а она никак не идет к вам? Вот и у меня тогда так было. И вроде в этот момент я ещё совершенно четко ощущал все вокруг – и воздух прохладный утренний, и шаги наши почти бесшумные, и руки свои затекшие, связанные за спиной. Но думалось мне только об этих словах, которые нужно было найти. Чтобы с ними заговорить и как-то через это спастись…
Обязательно нужно было найти эти слова…
– А на каком языке то они говорили? На русском, или может вы тогда в немецкой армии служили? – словно ведущий протокол допроса следователь, в очередной раз перебил рассказчика Роман.
– Да не помню я. Не думал я тогда как-то об этом, – вместе с опущенной во время повествования головой поднял на него глаза Владимир. – О другом я тогда думал… А на каком языке, не помню. Это как-то совсем не важно тогда было.
– Ну хватит тебе перебивать, – вступилась за рассказчика Алла, – так он никогда не закончит. Давай, продолжай, – добавила она, уже обращаясь к неподвижно сидящему на табурете Владимиру. – Интересно ведь, как все закончилось. Что там дальше-то было?
– Дальше? Подвели они меня к самому краю леса. Остановились посередине рощицы березовой и сдернули на колени за плечи. Тут я только за все время первую фразу от них услышал. Тот, что поменьше, рябой, докурил и, с ненавистью глядя мне прямо в лицо, произнес: Что нам на эту мразь патроны тратить, давай шашками его порубаем. Давай, тут же, особо не раздумывая согласился второй, берясь за грязную железную ручку болтающейся на боку шашки. Сосредоточенно вглядываясь своими красными заспанными глазами куда-то поверх меня. Лохматый и явно равнодушный к происходящему.
Что же им сказать, как же их остановить… – с новой силой, отчаянно зазвучало в моей голове. Все более ускоряясь и превращаясь сейчас в единый, стирающий любую другую реальность вихрь. Как их остановить, как к ним лучше и правильнее обратиться. Братцы, господа, товарищи, голубчики, люди добрые. Как?! Какое слово подобрать, чтобы лучше подействовало на них. Что в такой ситуации правильнее всего сказать. Как лучше начать с ними разговор. Одна эта единственная и невероятно мощная по своей концентрации и накалу мысль целиком собрала в одну малюсенкую точку всю воспринимаемую мною до этого момента бескрайнюю вселенную. Вселенную всей моей жизни. Что я должен сказать?!? Что я должен сделать!?
Внезапно окружающий меня мир остановился. Все краски и звуки полностью исчезли. В абсолютной тишине на фоне неумолимо переходящего из серого в бледно-голубое неба прямо над собой я увидел высоко занесенный клинок. Ослепительно засиявший на первых солнечных лучах розово-красным. Стремительно сужающий всю воспринимаемую мною действительность только до неотвратимо вбирающего её в себя момента. Боли я не почувствовал. Все произошло как в немом и полностью неодушевленном кино. По-прежнему меня беспокоила только одна единственная неотступная мысль –как это можно остановить. Какие мне нужно подобрать слова. Что я должен сказать.
Продолжая думать только об этом, всем своим существом ловя только эту навязчивую мысль, цепляясь за нее как за единственную возможность остановить происходящее, я и упал навзничь. Все стало черным. И вместе со светом исчезла последняя надежда. Все. Это Конец. Меня больше не существует. Думал я, лежа в абсолютной темноте.
– Подожди, снова не выдержал Роман. – Продолжал думать? Как это понимать?
– Да… – как бы возвращаясь из тотального небытия в реальность, нехотя произнес Владимир. – Думал. Думал, что странно, что я не исчез совсем и продолжаю видеть эту темноту после того, как все уже закончилось. Странно, что не чувствую боли и совсем не испытываю ненависти к своим убийцам. Не чувствую несправедливости по отношению к себе и не хочу больше ничего изменить.
– Так значит, ты продолжал жить после смерти? – неуверенно оглядывая сидящих, спросил Роман.
– Нет, я точно умер, – резко подытожил Владимир. – Но страшно не было. И света не было. Дальше все совсем прекратилось, и в этот самый момент я и проснулся.
-А тоннель?-Р.
-Какой тоннель?-В.
-Ну тот, про который все говорят.-Р.
-Не было никакого тоннеля. Одна темнота.-В.
-Ааааа….
-Березка правда одна еще долго перед глазами стояла.-В.
-Березка?-Р.
-Да.-В.
С минут десять все опять посидели молча.
Алла с Дмитрием закурили. Ярославна подлила себе вина и, находясь в явной задумчивости, отпила несколько глотков. Роман, глядя на потолок, размышлял о чем-то своем. Владимир грустно вздохнул и тоже подкурил от Аллиной сигареты.
Через некоторое время задавший в начале вечера тональность общей беседы Игорь подытожил:
– Наверное, все-таки что-то там такое есть. Может, мы и правда не умираем? Кто его знает… А может, мы вообще по несколько раз живем? По крайней мере, сегодня мне именно так показалось…
Январь–март 2016
